Напишите нам 
Есть такая легенда, что во время петербургских гастролей Марии Тальони у нее начался неожиданный роман. Молодой студент Академии художеств Ованес Айвазовский случайно познакомился с балериной. Ходили слухи, что их знакомство было романтичным – якобы экипаж балерины задел художника, он упал, а Тальони по доброте душевной довезла жертву до дома, а потом прислала билеты на свой спектакль…
Мария Тальони
«Тайна розовой туфельки».
Начало осени 1837 года. В России с трепетом ждали прибытия балетной дивы Марии Тальони. Зрители заполнили петербургский Большой (Каменный) театр. Билетов не достать. Балерина блистала в «Сильфиде». Успех был оглушительным. Ей, вскочив с мест, аплодировали даже дамы, что до тех пор не укладывалось в рамки приличий. Да и мода подносить артистам цветы пошла с ее появлением на русской сцене.
Высший свет буквально заболел танцами. Знатные дамы кинулись брать уроки у балерины. Сам Николай I, большой любитель балета, не скрывал своего восхищения Тальони. Его Императорское Величество не раз с цветами появлялся у нее за кулисами. Когда же сама императрица удостоила Марию личного внимания, самодержец не смог скрыть своего изумления, потому как этого она не делала ни для одной артистки.
Тронутая вниманием высочайшей особы, Тальони, преисполненная восхищения, горя желанием польстить ей, выплеснула:
«Какая у императрицы очаровательная ножка!» Подобную фривольность можно было простить разве что заезжей итальянке.
Выступала Тальони через день, давая возможность публике любоваться ею сполна. Когда она случайно повредила руку, спектакли отменили. И тут же аукнулась на это газета «Северная пчела»:
«Две длинные, скучные, бесконечные недели, и все это время Петербург страдает жестоким сплином. Другие артистки старались развлекать публику, но все напрасно. Она вновь выступила с перевязанной еще шелком рукой, и Петербург снова оживился и просиял…»
В аристократических гостиных производила она впечатление дамы с безукоризненными манерами. Ее безупречно сдержанные, но элегантные туалеты, к тому же с изюминкой, заставляли смотреть во все глаза и, конечно, подражать. Так, в моду вошла «шляпка Тальони». Рассказывали, что однажды модистка, увидев на голове балерины свое очередное изделие, чуть не расплакалась: «Что вы наделали! Я специально отогнула поля вашей шляпки, чтобы они не помялись, а вы так ее и надели!» «Помилуйте, – обескуражено оправдывалась Тальони, – я думала, так ее и полагается носить». Стоит ли говорить о том, что шляпки балерины тут же вошли в моду?
Знакомство студента Императорской Академии художеств Ивана Айвазовского с Марией Тальони началось с курьеза: ее экипаж случайно задел его и он упал. Сердобольная дама довезла «жертву» до дома, а на другой день прислала ему билет на свой спектакль. Так он и начался, их неожиданный и страстный роман.
С наступлением Великого поста, когда Россия уставала от увеселений, Тальони уезжала на гастроли по Европе. Узнав, что Тальони весну и лето проводит в Венеции, блестящий выпускник Академии художеств Айвазовский убеждает профессуру, что будущему маринисту всенепременно надо постажироваться в Италии. И вот он впервые за границей, в играющей красками осени Венеции…
В ожидании приезда Тальони художник рисовал Венецию – город-сказку, город-декорацию, город-карнавал, в котором вместо улиц – каналы, вместо переулков – протоки, вместо проспектов – проливы. Рисовал Айвазовский старинные роскошные дворцы, ступени которых лижут зеленые воды лагуны, летящие по каналам гондолы, а в городе их было не меньше десяти тысяч, и море.
Удача свалилась на молодого художника нежданно-негаданно: прослышав, что Папа Римский Григорий XVI готов приобрести для Ватикана его «Хаос» – романтический морской пейзаж, Айвазовский от души преподносит картину понтифику сам. Тронутый благородным жестом художника, Папа самолично награждает его золотой медалью. Успех превосходит все ожидания Айвазовского. В один из весенних дней 1841 года в салоне, куда он сдавал часть своих полотен, ему передали, что две его картины купила великая Мария Тальони.
"Хаос"
Теперь он знал, что она в Италии. Волнение захлестывало его. И пока он пребывал в растерянности, ему в гостиницу доставили письмо в знакомом с голубем конверте, в котором Айвазовский нашел билет на «Сильфиду».
И снова она порхала на сцене, и снова он ждал ее у артистического подъезда. По дорожке, усыпанной цветами от поклонников, Тальони побежала к своей гондоле, страстным голосом окликнув: «Синьор Айвазовский, ну что же вы, я жду!»
Катались они в тот вечер долго. В уютном палаццо балерины Айвазовский купался в женских ласках. По утрам он писал картины, прислушиваясь к звукам музыки из комнаты Марии, где она репетировала. Встречались они в полдень за завтраком, и снова катались по каналам, пьянея от воздуха моря и счастья. И как-то, признавшись в любви, он позвал ее замуж…
Зная цену своему таланту, Тальони позволяла себе быть и мелочной, и требовательной, а временами даже капризной и жесткой. Жертвами ее характера обычно становились директора театров, которые прозвали ее «деспотом в юбке». Как-то раз в Лондоне, не получив утром обещанного гонорара, вечером она не вышла на сцену, несмотря на заверения директора расплатиться сполна. В 1837 году директор Гранд-Опера мсье Верон, устав от ее выходок, контракт с ней продлевать не стал. Разница ли в возрасте в 13 лет, тревога ли, что ее особая привязанность к сцене может встать меж ними, привели к тому, что напряжение между Айвазовским и Тальони росло. Однажды, в день Вербного воскресенья, протягивая ему свою розовую балетную туфельку, Мария сказала:
– Вот этот башмачок растоптал мою любовь! Возьмите его на память и возвращайтесь в Россию. Там ваша жизнь. Свою женщину вы еще встретите.
– Но оставьте мне хотя бы надежду! – в сердцах воскликнул Айвазовский.
– Нет, милый мальчик! Я всей душой привязана к сцене и вряд ли полюблю вас…
В день Святой Пасхи к Тальони зашел нотариус и вручил ей дарственную на роскошное палаццо. То был прощальный подарок Айвазовского, рыцаря разбитого сердца.
Последнее выступление балерины в Петербурге состоялось 1 марта 1842 года. Вызывали ее восемнадцать раз. В прощальном поклоне она обратилась к зрителям со словами:
«В вашей стране с ее нещадными морозами на меня всегда веяло теплом».
Император Николай I распорядился поставить в царской ложе бронзовую фигуру Тальони.
В театральных календарях Парижа отмечена дата последнего ее появления на публике – 1844 год. Но еще три года балетоманы ездили вслед за Тальони по городам Старого Света, стараясь не упустить ни одного ее появления на сцене. Окончив сценическую карьеру, балерина всю себя посвящает урокам танца в балетной школе Гранд-Опера.
Одно из полотен – «Венеция со стороны Лидо» – было ему особенно дорого. На нем он изобразил себя и Марию Тальони в гондоле. С венецианской весны до харьковской зимы – расстояние длиной в 14 лет. Казалось бы, он женат и счастлив. И харьковские речки ничем не напоминают каналы Венеции, а домишки – тамошние палаццо, но память поневоле возвращала его к тем временам.
"Венеция со стороны Лидо"
«Развод неизбежен».
В ноябре 1856 года Айвазовские едут во Францию. За зиму художник написал в Париже 25 картин, из коих 7 продал по очень хорошей цене. Посол России во Франции граф Павел Дмитриевич Киселев пригласил мастера кисти на прием к императору. 18 февраля 1857 года Айвазовский с Юлией Гревс были на приеме у Наполеона III.
Константинопольская армянская газета «Масис» сообщала: «Император Шарль Луи Наполеон Бонапарт и императрица Евгения любезно приняли Айвазовских. Император сказал:
«Горю желанием увидеть ваши картины на нашей художественной выставке этого года».
Вскоре на сюртуке художника засверкала высшая награда Франции – орден Почетного Легиона.
Не успели они вернуться из Парижа, как жена стала сетовать на феодосийскую глушь. На крыльях фантазии Юлия нередко переносилась в светский Петербург и видела себя на знатных приемах. Скандалы в семье участились. Муж не намерен был потакать ее капризам. Тяготясь тщеславием жены, сам Айвазовский больше общался с простым людом – рыбаками, ремесленниками, проезжими моряками. Тогда она принялась устраивать в их феодосийском доме приемы, балы и званые вечера, приглашая местную и губернскую знать. А его тянуло посидеть за чаркой вина с друзьями и подолгу беседовать с ними.
Попытки мужа урезонить ее встречали надменный и холодный отпор. Кончилось тем, что Юлия Яковлевна стала чаще уезжать то в Петербург, то в Москву, то в Одессу. Как правило, одна. Там, среди светских друзей, она была как рыба в воде.
С рождением в марте 1858 года Жанны, четвертой дочери, страсти в семье поутихли, но с лица Юлии так и не сошло выражение скрытого недовольства. С осени 1860 года хандра переросла в серьезную болезнь. Иван Константинович, удрученный состоянием здоровья жены, с семьей переезжает в Петербург.
Из столицы в письме к другу Артемию Халибову, бывшему городскому голове Ростова-на-Дону, Айвазовский писал:
«У меня в доме ужасная беда. Одна дочь – третья – заболела скарлатиной, и поэтому я с прочими детьми переехал напротив в гостиницу. Между тем жена моя, полуживая, как Вам известно, оставаясь с больной дочерью, выбилась из сил и вот шесть дней как опасно больна…»
По совету врачей Иван Константинович отправил жену в Вюрцбург в Германию для лечения сывороткой, а сам остался с дочерьми до выздоровления больной. По возвращении из Германии Юлия оставляет мужа, едет с дочерьми в Одессу и больше не возвращается к нему. Обеспокоенный судьбой дочерей, Айвазовский не раз пытается связаться с женой. Но тщетно…
10 июня 1870 года он обращается в Эчмиадзинский Синод по вопросу развода с женой:
«Руководствуясь человеческим и христианским долгом, я многие годы терпеливо относился к недостаткам жены, что могут засвидетельствовать не только родные и друзья, но и все знакомые во многих городах России… Перенесенное ею в 1857 г., по свидетельству столичных врачей, неизлечимое нервное заболевание еще более несносным сделало ее характер. Исчезло спокойствие в моем доме… Почти двадцать лет она клеветала на меня, запятнала мою честь и честь моих родных перед нашими детьми и чужими людьми. И это она делает с той целью, чтобы убить меня не физически, а морально, чтобы, незаконно отобрав у меня имение, имущество, оставить без хлеба насущного… Моя жена Юлия, относясь ко мне враждебно, живет в столице за мой счет, часто путешествует в Австрию, Францию, Германию, вовлекая меня в колоссальные расходы… Жизнь в Одессе мотивирует болезнью, хотя на самом деле одесские врачи рекомендуют ей уезжать из города… Юлия Гревс, руководствуясь советами сомнительных лиц, в последнее время обращается к губернатору и другим высоким чинам государства с просьбой забрать мое имущество и имение, хотя я постоянно обеспечиваю жизнь ее, посылая в Одессу ежемесячно по 500–600 рублей… Она восстанавливает дочерей против меня, беря у них подписи, что после развода они будут жить с ней».
Получив столь горестное прошение, Синод Эчмиадзина дал предварительное добро на развод, но окончательного решения не принял, поскольку требовалось согласие и другой церкви: жена художника была лютеранского вероисповедания. Разлад в личной жизни глубоко травмировал душу художника. Он вместе со своей сестрой жили в своем феодосийском доме, а Юлия Гревс – то в Петербурге, то в Одессе.
Взрослеющих дочерей воспитывала она в неприязни к отцу. Однако семейные неурядицы не мешали Айвазовскому плодотворно работать. Счастье свое он искал в искусстве, творил всюду, где бывал – дома в Феодосии, в поместье Шейх-Мамай, в дороге, в гостиницах, на кораблях…
В середине октября 1875 года Айвазовский едет в Петербург. Но не через Тулу, как обычно, а через Одессу и Брест. В Одессе видится с семьей старшей дочери Елены и удостаивается счастья держать на руках новорожденного внука Михаила. Мальчик с трехлетнего возраста будет жить у Ивана Константиновича в Феодосии под присмотром сестры художника. С воздухом дома, в котором вырос, впитал в себя Михаил и страсть к рисованию, поступив при содействии именитого деда в Императорскую академию художеств. Елена была замужем за доктором медицины Пелопидом Латри. После Михаила у них родятся еще двое детей – София и Александр.
К личным бедам Айвазовского добавилась пагубная страсть жены, Юлии Гревс, вытравить из дочерей армянский дух: всех она повыдавала замуж за иностранцев. Младшая из дочерей, любимица отца Жанна, некоторое время жила в Феодосии. Откуда-то проведав о желании мужа выдать ее замуж за одного из отпрысков московских армян Лазаревых, она срочно вызвала ее к себе и обвенчала с морским офицером Константином Арцеуловым.
Но первой вышла замуж Александра – третья дочь. Взял ее в жены потомственный дворянин, подпоручик Михаил Лампси. Первенца своего в честь деда они нарекли Иваном. Второй сын – Николай станет известным юристом, гласным Феодосийской городской думы и некоторое время будет заведовать Картинной галереей Айвазовского.
Сразу же за Александрой мать подыскала жениха и Марии – лютеранина Вильгельма Ганзена. Дочери своей они дадут имя бабушки – Юлия. Потом родится Алексей, будущий маринист, профессор, художник Морского министерства. Получив первые навыки рисования у деда, весной 1909 года он совершит путешествие на крейсере «Адмирал Макаров», который сопровождал императорскую яхту «Штандарт» во время встреч Николая II с главами Германии, Франции и Великобритании. Из путешествия вывез 60 этюдов. Император отметил его старания щедрым подарком – булавкой в виде российского герба с бриллиантами.
Каждую из своих дочерей Иван Константинович одарил имением в Крыму: в Баран-Эли, Шейх-Мамае, Роман-Эли, Отузы.
В декабре 1875 года в Петербурге Айвазовский открыл выставку своих работ в одиннадцать картин. 10 марта 1876 года монаршей милостью Александра II его удостаивают ордена Св. Станислава I степени.
В столице, несмотря на известные охлаждения в отношениях, он навещает больную жену. Пообщавшись с врачами, узнает, что Юлии в срочном порядке надо сменить климат. Супруги уезжают в Феодосию. Все лето они проводят в прибрежных районах Крыма, а в середине октября отбывают на пароходе в Италию. Во Флоренции они были обласканы ценителями искусства, затем отправились в Ниццу и оттуда в Париж. Трехмесячное пребывание в мягком климате благотворно сказалось на здоровье Юлии, сам же художник привез из поездки с десяток новых полотен.
Увы, даже столь приятное времяпрепровождение не растопило льда между ними. В конце апреля 1877 года Айвазовский вновь обращается в Эчмиадзин с просьбой дать согласие на развод. Месяц спустя Синод удовлетворил его прошение.
«Анна Саркисова».
Во второй раз художник женился лишь спустя двадцать два года. Ему было уже шестьдесят пять. Вторая жена Айвазовского — Анна Никитична Саркисова. Он ехал в экипаже по набережной и встретил похоронную процессию. Обнажив голову, Иван Константинович вышел и узнал, что хоронят купца Саркисова. Решил обратиться к вдове со словами утешения и остолбенел: казалось, перед ним — сама скорбящая Мадонна. Эта юная женщина была поразительно красива. Через несколько месяцев Иван Константинович снова встретил ее: Анна Саркисова стояла на пустынном пляже и глядела на море. Не раздумывая, Айвазовский предложил ей стать его женой. Как она могла не согласиться?
Анна, выросшая в такой же бедной армянской семье, как и сам Айвазовский, была еще совсем девочкой, когда в Феодосию по дороге из Турции заезжали дети царя: великая княжна Мария Александровна и великий князь Сергей Александрович. Все жители высыпали в тот день на пристань — глядеть, как Айвазовский плывет на катере встречать корабль, а за ним следуют четыре гондолы с цветами. Вечером был праздник в его саду, да столь пышный, что затмевал сказки «Тысячи и одной ночи». Неудивительно, что старый живописец представлялся Анне кем-то вроде волшебника. В этом она, впрочем, вполне убедилась, выйдя за Ивана Константиновича замуж, — отказа Анне Никитичне ни в чем не было.
Каждое утро, все восемнадцать лет, отпущенных им судьбой, Айвазовский вспыхивал радостью, здороваясь со своей ослепительно прекрасной женой.
«Моя душа должна постоянно вбирать красоту, чтобы потом воспроизводить ее на картинах, — говорил художник. — Я люблю тебя, и из твоих глубоких глаз для меня мерцает целый таинственный мир, имеющий почти колдовскую власть. И когда в тишине мастерской я не могу вспомнить твой взгляд, картина у меня выходит тусклая...»
Наконец-то, в доме художника вновь воцаряются тепло и уют. К тому же в отчий дом возвращается дочь Александра с сыновьями. Теперь Иван Константинович живет и работает, окруженный большим семейством.
В год свадьбы без ума влюбленный Айвазовский пишет портрет жены в национальном армянском платье с прозрачной шелковой косынкой на голове. Выразительные темные глаза выдавали в ней ум, благовоспитанность и восточную грацию, мягкая улыбка дополняла спокойную женственность, фигуру обтекала прозрачная шаль, придавая образу легкость и некую загадочность.
В галерее хранится портрет Анны Никитичны, написанный Айвазовским. Сам дом, впоследствии картинная галерея, был спроектирован лично Айвазовским в 1845 году, а в 1880 художник открыл собственный выставочный зал. Иван Константинович выставлял в нём свои картины, которые должны были покинуть Феодосию. Этот год официально считается годом создания галереи.
«Моя душа должна постоянно вбирать красоту, чтобы потом воспроизводить ее на картинах. Я люблю тебя, и из твоих глубоких глаз для меня мерцает целый таинственный мир, имеющий почти колдовскую власть. И когда в тишине мастерской я не могу вспомнить твой взгляд, картина у меня выходит тусклая...», – признался как-то Анне своей не стареющего сердца художник.
Из уст Ивана Константиновича вырвалось еще одно признание:
«Благодаря этой женитьбе я стал ближе к своему народу».
Его феодосийский дом становится местом паломничества: армянские актеры, писатели, музыканты, художники гостили у счастливой четы, получая благословение, а нередко и материальную поддержку.
Айвазовский изображает Анну еще на одном холсте – «Сбор фруктов в Крыму». Стоя на двухколесной арбе, Анна собирает виноград. Сидящий в арбе юноша, держа корзину, не сводит глаз с госпожи. Фигура молодой женщины светится на фоне зелени и цветов. Краски сочатся радостью жизни.
"Сбор фруктов в Крыму"
«Смерть Марии Тальони».
В 1883 году молодожены отправились в путешествие в Грецию. Города Древней Эллады произвели на них неизгладимое впечатление. Анна делилась с мужем восторгами, а он записывал их в дорожный альбом, попутно делая акварелью рисунки.
В Доме искусств Вены проходит выставка великого мариниста. Сам он в это время работает над своими полотнами в Феодосии.
Устроители выставки высылают Айвазовскому столичные газеты с хвалебными рецензиями именитых искусствоведов Европы. В одной из газет на последней странице видит он скромный некролог, озаглавленный: «Скончалась великая Мария Тальони». Балерина ушла из жизни 22 апреля 1884 года в Марселе, не дожив до своего 80-летия одного дня.
Темные волны печали тотчас унесли Ивана Константиновича в Венецию, набросив траурную вуаль на образ любимой. И его потянуло к заветной шкатулке, где лежали его ордена и медали. Открыл, достал оттуда розовую туфельку и вновь загрустил по женщине, которая когда-то отвергла его.
Айвазовский не мог знать, что вторая половина жизни его первой музы была не столь яркой и блестящей, как первая. Избалованная славой балерина с болью погружалась в трясину забвения. В 1870 году, во время франко-прусской войны, она получает весть о гибели сына. И хотя после выясняется, что он был всего лишь тяжело ранен, сообщение это надломило ее дух, а когда в 1871-м на 95-м году жизни умер Филиппе Тальони, вместе с уходом отца земля словно уплывает у нее из-под ног. Опустошенная Мария перебирается жить в Лондон, где дает уроки танца в аристократических семьях. Занимался у нее и сын королевы Виктории принц Уэльский.
Последние дни жизни проводит она в своем палаццо на озере Комо. Умирая, Мария держала за руку дочь, которую выдала замуж за русского князя Александра Васильевича Трубецкого. Упокоение Мария Тальони нашла на парижском кладбище Пер-Лашез. На ее надгробии высечено: «Земля, не дави на нее слишком сильно, ведь она так легко ступала по тебе».
Продолжение следует.... Кем был знаменитый внук И.К. Айвазовского?
Вместе с этим читают: